Страдания одного народа не должны использоваться как оправдание или повод игнорировать страдания другого.
Нацистские лагеря уничтожения — ужасающий символ геноцида, поставленного на промышленный поток, полного обесчеловечивания. Название «Аушвиц» вызывает в памяти моральное банкротство человечества. Именно поэтому любое сравнение с этим историческим ужасом воспринимается очень остро и чаще всего — вполне справедливо — отвергается. Тем не менее, сегодня необходимо признать, что сектор Газа с полным основанием называют крупнейшим лагерем уничтожения в мире.
Масштабы, цели и методы нацистов были уникальны в своей жестокости. Но это не значит, что нельзя проводить параллели между тем, как евреев систематически лишали человеческого достоинства и заключали в гетто, и тем, как сегодня израильское государство обращается с палестинцами. Отрицать это — значит закрывать глаза на системную несправедливость.
Газа — это крошечная территория в 365 км² (меньше острова Тексел), где живут более 2 миллионов человек. С 2007 года этот регион фактически находится под полной блокадой. Израиль контролирует границы, воздушное пространство, территориальные воды, поставки товаров, топлива и лекарств. В армейских документах даже рассчитывалось минимальное количество калорий, чтобы население страдало, но не умирало. Это не «безопасность», как утверждает Израиль, а управление обществом через лишения — форма коллективного наказания, выходящая за рамки пропорциональности.
Как в 30-х годах прошлого века нацисты исключали евреев из общественной жизни, лишали экономических возможностей и заключали в гетто, так и в Газе мы наблюдаем систему, основанную на изоляции, сегрегации и тотальном контроле. В обоих случаях имеет место обесчеловечивание: «другой» перестает быть гражданином, человеком — он становится угрозой, проблемой, «инфекцией». Насилие в таких условиях становится почти логичным продолжением. В лагерях это было массовое убийство. В Газе — бесконечные бомбардировки, лишение доступа к воде, еде и медицинской помощи. А после нападения ХАМАСа 7 октября 2023 года речь уже идет о полном уничтожении — то есть об убийстве.
Термин «концентрационный лагерь» появился задолго до Холокоста — например, применялся к британским лагерям в Южной Африке. Его суть — не в наличии газовых камер, а в изоляции целой группы населения не за действия, а за принадлежность. В этом смысле Газа соответствует страшному определению: это место, где заперта целая нация — дети, старики, больные — без свободы передвижения, без представительства, без безопасности. Здесь вместо колючей проволоки — дроны и танки. Но от этого лагерь не становится менее реальным.
Отказ видеть параллели чаще всего обусловлен желанием сохранить уникальность Холокоста — и это желание понятно. Но уникальность не должна становиться оправданием для слепоты. Страдания одного народа не могут быть оправданием для страданий другого. Если мы действительно хотим извлечь уроки из Аушвица, Треблинки и Дахау, мы должны не только чтить память жертв, но и уметь распознавать новые формы организованного обесчеловечивания — и осуждать их.
Сравнение с лагерями уничтожения — болезненное. Но в этом и суть. Оно должно вызывать боль. Оно должно заставлять нас смотреть внимательнее, преодолеть защитные рефлексы. Не потому что Газа — это Аушвиц, а потому что мы снова проходим моральный экзамен: что мы делаем, когда целый народ методично приговаривают к смерти, заперев в клетке без выхода?
